"Эта песня в сердце отзовется" - Глава1.
Содержание
Два листка из томика Есенина, изданного в 1940 году в малой серии
"Библиотеки поэта". Два листка - четыре страницы: 295, 296, 297 и 298. На
них - три известных есенинских стихотворения; полностью - "Может, поздно,
может, слишком рано..." и "Сочинитель бедный, это ты ли...", третье - "Я иду
долиной. На затылке кепи..." - обрывается на строке: "Их читают люди всякие
года". От времени бумага пожелтела, по краям - следы просохшей влаги, буквы
кое-где стерлись...
Чего, казалось бы, хранить старые листки. Тем более стихи, на них
отпечатанные, можно найти почти в каждом новом издании поэта вплоть до
есенинского тома в "Библиотеке всемирной литературы". Да и на памяти они:
столько раз читаны и перечитаны, что запомнились сами собой - навсегда.
И все-таки эти два пожелтевших листка дороги мне бесконечно. Причину
объяснят строки из письма участника Великой Отечественной войны Рубцова
Александра Николаевича. Вот они:
"В июне 1941 г., уходя на фронт, я положил в карман томик С. Есенина,
почитаю, мол, на досуге. Так оно и было. Я читал стихи своим друзьям везде,
где нас заставало затишье и свободные минуты... Многие у меня переписывали,
а потом некоторые настойчиво стали просить: оторви хоть листок на память.
Так мне и пришлось расшить томик и по листочку дарить друзьям-однополчанам.
И так вот этот томик прошел вместе со мной по фронтовым дорогам до Восточной
Пруссии. Все тяжести и беды он вместе со мной испытал, и в огне и в воде
побыл. К концу войны у меня осталось только несколько листков..."
Письмо адресовано писателю Виктору Васильевичу Полторацкому, которому и
были присланы два листка - последние... Позже они пополнили хранящуюся у
меня папку, где собраны некоторые материалы о жизни поэзии Есенина в военные
годы. Надо ль подчеркивать, как много говорят эти человеческие документы,
какой "несказанный свет" падает от них на имя певца России.
Мы знаем: в годы великих испытаний художественное слово было боевым
оружием. Голоса многих поэтов - опытных и молодых, начинающих - звучали со
страниц фронтовых газет и наскоро отпечатанных брошюрок, по радио и с
партизанских листовок. "Жди меня", "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины..."
Константина Симонова, "Огонек", "В прифронтовом лесу" Михайла Исаковского,
"Песня смелых", "Бьется в тесной печурке огонь..." Алексея Суркова - их
нелегко перечислить, все стихотворения и песни, вошедшие в сердца советских
солдат, умножавшие их силы в борьбе за свободу родины, отчего края.
И вместе с поэтами-воинами, поэтами - участниками и очевидцами
невиданного сражения как бы незримо находились в боевых порядках войск наши
вечные спутники: Пушкин и Лермонтов, Тютчев и Некрасов...
Жестокий путь пройдя в огне сражений,
К себе с победой возвратясь домой,
Отдам друзьям, как символ уваженья,
Пробитый пулей мудрый томик твой.
Эти бесхитростные солдатские строки, присланные в Пятигорский музей
"Домик Лермонтова", относились не к одному автору "Бородина", но и к другим
классикам русской поэзии.
Путь на запад прокладывали не только самолет и танк "Владимир
Маяковский" - шли в бой и огненные стихи великого поэта революции. Это они,
его стихи, звучали дождливой ночью в отсыревшей палатке в лесу за
Сухиничами, чтобы на рассвете вместе с воинами прорвать кольцо фашистского
окружения... Сколько было похожих эпизодов - разве все опишешь!
Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли.
Опять за туманной рекою
Ты кличешь меня издали... -
начинал "поэтический час" мой дорогой друг гвардии младший лейтенант,
студент второго курса истфака МГУ Марк Рензин: бойцы-десантники его
минометного взвода с особым пристрастием относились к любимцу их командира -
Александру Блоку. Марк был смертельно ранен в начале 1945 года под озером
Балатоном и перед смертью шептал имя матери и какие-то стихи. Сердце мне
подсказывает, что это были скорее всего стихи Блока: "Доколе матери тужить?
Доколе коршуну кружить?" Мать тужила до самого своего последнего часа...
В одной из своих статей поэт-фронтовик Сергей Орлов высказал очень
важную мысль: "Чтобы перекричать грозу, поэзия в те годы училась словам
простым и негромким.
Хлеб, дом, мать, береза, любимая - они, эти слова, были слышны в любую
артподготовку, их не надо было кричать, напрягая голос, но за ними вставала
беспредельная Родина, на просторах которой даже эхо грома терялось, не
долетая до ближнего горизонта".
Да, именно так.
Лучшие лирические стихи военных лет не случайно отмечены особой
доверчивостью интонаций, непоказной искренностью. И такие строки находили
самый кратчайший путь к людским сердцам. Он был прав, один из
корреспондентов Михаила Исаковского, когда писал поэту: "Большая заслуга,
что советский патриотизм отражен у Вас не казенно, не сухо, а с большой
душевной трогательностью, заставляющей читателя переживать".
В дни войны понятие Родина приобрело еще большую весомость и
конкретность. В этом понятии как бы отчетливее обозначились достославные
"дела давно минувших дней", зримее стали октябрьские дни 1917 года,
легендарные подвиги героев гражданской войны, новым светом озарились
колхозные поля и корпуса заводов - все сделалось ближе, неотторжимее. И
вместе с этой большой Родиной жила в солдатском сердце Родина малая - то,
что увидено в детстве, когда бегал босиком по зеленой и теплой земле, то,
что каждому дано узнать на заре жизни и на всю жизнь. Одному не забыть
долгий звук падающих яблок, белый дым над садами, протяжную, немножко
грустную далекую песню; другому - берег луговой речушки, галочью игру на
опушке леса; третьему - жаркую метель листопада да журавлиные клинья,
проплывающие над лесом... И всем - добрые руки матери, кончиком фартука
смахивающие с лица незваную слезу; скромную, стыдливую красоту той,
единственной, стоящей среди озорных подружек, и еще многое, неизбывное...
Надо ли говорить, как соответствовало этому прочувствованное слово поэта...
"Наповал действовал Есенин, народность его я до конца понял именно в
годы войны, - писал Сергей Наровчатов в статье "Поэт на фронте". - Правда,
многое зависело от социального состава слушателей. Армия была в основном
крестьянской, больше половины населения страны в то время составляли жители
села. И есенинские пейзажи, щемящая лирика, обращенная к деревенским
воспоминаниям недавних пахарей, всегда вызывали слезы на глазах. Но среди
путиловских рабочих... с более резкой силой воспринимался Маяковский".
Свидетельство поэта-фронтовика С. Наровчатова весьма ценно, хотя
зависимость воздействия стихов от социального состава слушателей мне кажется
преувеличенной. Думаю, более справедливо мнение Егора Исаева: "Там, на краю
жизни и смерти, не было поэтов ни сугубо деревенских, ни сугубо городских,
ни демонстративно новаторствующих, ни специально сермяжно-традиционных...
Поэзия там... поднимала и крепила в человеке все человеческое, чтобы
победить зверя в обличье человека - фашизм" (статья "Солдат Исаковского").
Прекрасные, глубокие слова!
...Стояла осень 1943 года, - рассказывает бывший старший сержант 86-й
гаубичной артиллерийской бригады Николай Куты-рев. - Днепр позади. Третьи
сутки мы не спим. Мы - это артиллеристы и горстка пехотинцев во главе с
майором-комбатом, вклинившаяся в оборону врага. Только что закончилась
рукопашная. А фашисты снова лезут в контратаку. Сигнал артиллеристам:
"Вызываем огонь на себя!" Гудит земля... Мы двинулись вперед и заметно
улучшили свои позиции. Вскоре все стихло... Командир батальона устало
опустился на землю. Солдаты и сержанты окружили его и слушают:
- "Гаснут красные крылья заката,
Тихо дремлют в тумане плетни.
Не тоскуй, моя белая хата,
Что опять мы одни и одни. -
Это Есенин", - говорит майор. Просим читать еще. И снова слушаем. А майор
читает так просто, будто ведет с каждым разговор о самом заветном...
Николай Иващенко, ныне заслуженный учитель школы РСФСР, шел с боями от
Луцка, сражался на Дуклянском перевале в Карпатах и закончил свой поход за
Эльбой. "Все время, - вспоминает бывший солдат, - вместе со мной был сборник
стихов Есенина. Он побывал в руках моих боевых товарищей, вселяя в наши
сердца и души еще большую любовь к нашей прекрасной Родине, придавая нам
силы в сражениях с коварным врагом". Сейчас эта книга хранится в доме-музее
С. А. Есенина на его родине.
Вспоминает офицер в отставке И. В. Романов из города Ивано-Франковска:
"Перед войной я приобрел томик стихов Есенина и никогда с ним не
расставался. Многое было на фронте, но никогда не забуду, как наши бойцы
слушали стихи Есенина, как загорались любовью их глаза, как изумлялись они
силе поэтического слова...
Томик стихов Есенина остался целым. Книжка от чрезмерного употребления
пришла в ветхость, но мы ее "залатали" и переплели. Так и прошел вместе со
мной по фронтовым дорогам Сергей Есенин, помогавший нашим бойцам еще больше
любить Родину и ненавидеть фашистских захватчиков".
Народный писатель Азербайджана Имран Касумов поведал мне услышанный им
рассказ участника боев с фашистами под Москвой. Ночью, перед сражением,
бойцы, понимая, что их ждет на рассвете, с влажными глазами читали,
передавая из рук в руки, сборник Есенина.
...Вспоминается одна из последних бесед в больничной палате с писателем
и журналистом Сергеем Александровичем Борзенко. Измученный бесконечными
болями, похудевший, время от времени замолкавший и закрывавший глаза, он
говорил о своей давнишней любви - Есенине. Сетовал, что так и не собрался
съездить в Константинове, не повидал сестер поэта, не заказал есенинский
портрет художнику Илье Глазунову... Потом словно переносился в полутьму
фронтовых землянок...
- Лежишь усталый как черт, каждая нога - по пуду: не поднять, не
пошевелить... И откуда-то вдруг всплывает:
Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.
Колдовство, что ль, какое-то, прошибает до слез, да и только... Надо ж -
"болен... от овсяного ветерка...".
И закрывал глаза, медленно покачивая головою, повторяя понравившуюся
строку...
И тогда же Борзенко рассказал мне, как в начале войны заночевал он
однажды в приднепровском селе, куда фашисты должны были прийти со дня на
день. Хозяин дома - учитель - предлагал нашим брать с собой все, что
нравится: верблюжье одеяло, гармошку, будильник... Борзенко подошел к
книжному шкафу и вынул оттуда книжку Есенина... Подошел и хозяин.
- Ах, как он долго вертел ее в руках! - с улыбкой рассказывал мне
Борзенко. - Как он любовно расправлял у нее уголки переплета! Ничего не
жалко, а есенинскую книжку - пожалел! Словно от сердца отрывал... А
вообще-то, если вспомнить получше, сколько раз за войну встречался я с
Есениным, со стихами его, конечно... Звучали его стихи, как дай бог каждому
хорошему поэту...
Снова закрыл глаза, откашлялся, потом продолжал:
- Как-то дома газеты староватые перебирал: придешь, положишь, мол,
потом прочитаю, а этого "потом" никак не дождешься... Так вот, смотрю -
статья нашего правдиста Ивана Виноградова под названием "Томик Есенина"...
Читал, наверно, или не читал?
- Читал, в "Литературной России" читал...
- Помнишь обстановочку: сорок второй год, тыл врага, псковская деревня,
рядом немцы, а тут учительница стихи Есенина мужикам да бабам читает...
- Ну, а вот один весьма крупный поэт на заседании секретариата
правления Союза писателей, когда обсуждался план есенинского пятитомника,
отметил "малое, очень слабое звучание лирики Есенина в годы великих
испытаний"...
Борзенко махнул рукой:
- Но что сейчас об этом вспоминать. Сегодня нам о другом говорить надо
во весь голос: о том, что и до войны и в годы войны Есенин жил в народе.
Почему же это происходило, а? Да потому, что в стихах Есенина народ узнавал
свою душевную красоту, свои радости и боли, запах родной чувствовал...
Он оживился, глаза его заблестели... Таким воодушевленным я его не
видел никогда.
...В декабре 1974 года в газете "Рязанский комсомолец" я читал
стихотворение Ивана Карлова и, когда дошел до строфы:
Был исток войны...
И было устье...
В трудный час нам души освещали
Нежный пламень лермонтовской грусти,
Сполохи есенинской печали, -
будто воочью увидел перед собой воодушевленное осунувшееся лицо Героя
Советского Союза Сергея Борзенко и услышал его убежденный голос:
- Пушкин, Лермонтов, Маяковский - живые поэты-воины... Целый
гвардейский литературный полк был придан нашей армии. И Есенин - их
однополчанин. Как он там писал: "Я видел только бой..." Нет, не только
видел, а был в бою вместе с нами и, выходит, отстоял вместе с нами "голубую
Русь", Родину нашу...