"Там за степью гул..." - Глава6.
Содержание
Он все-таки пришел - долгожданный час. Через  двести  лет,  но  пришел.
  Буря смела "сволочную знать". Не только Питер-град,  выстроенный  на  костях
  "трудового люда", -  все  страна  стала  принадлежать  народу.  Воля  его  -
непреклонна, радость - безмерна:
Веселись, душа
  Молодецкая.
  Нынче наша власть,
Власть Советская.
И гусляр наш, начав второй сказ, как бы преобразился. Будто сбросил  он
  с  себя  старинную  скоморошью  одежду  и,  накинув  на  плечи   потрепанную
  шинелишку, подался в Красную Армию. Защищать родную власть  от  врагов,  что
  решили вернуть былое, снова закабалить мужиков, опять посадить царя на трон.
  Новое появилось и в речи певца. В ней зазвучала частушка, революционная
  солдатская песня. "Походка стиха", как любил  говорить  Есенин,  еще  больше
  оживилась,  словам  стало  будто  просторнее,  от  строк  повеяло  грозовыми
  ветрами, дымом сражений...
  В начале сказа - белый офицерик и красный матрос.
Офицерика,
  Да голубчика
  Прикокошили
  Вчера в Губчека.
  . . . . . . . .
  Гаркнул "Яблочко"
  Молодой матрос:
  "Мы не так еще
  Подотрем вам нос!"
"Вам" - войскам, идущим  расправиться  с  Советской  властью.  "Вам"  -
  генералам, ставленникам остатков "сволочной  знати":  Врангелю  и  Деникину,
  Юденичу и Корнилову. Адмиралу Колчаку.
  В отрывке из неоконченной поэмы "Гуляй-поле",  напечатанном  в  том  же
  году, что и "Песнь о великом походе", поэт восклицал:
Немолчный топот, громкий стон.
  Визжат тачанки и телеги.
  Ужель я сплю и вижу сон,
  Что с копьями со всех сторон
  Нас окружают печенеги?
Окружали  не  печенеги.  Окружали  "волки  ехидные",  одержимые   лютой
  ненавистью к трудовому народу. И когда их  сила  порой  одерживала  верх,  в
  злобе неистовствовали:
"Ты, мужик, прохвост!
  Сволочь, бестия!
  Отплати-кось нам
  За поместия.
  Отплати за то,
  Что ты вешал знать.
  Эй, в кнуты их всех,
  Растакую мать".
Два стана - две силы...
  "Мы... подотрем вам нос", - вырвалось у матроса. "Мы" -  трудовой  люд,
  мужики, "крестьянские ребята, подросточки".
  "Мы" - коммунисты, "люди в куртках кожаных", "кто за бедный люд жить  и
  сгибнуть рад...".
  На их плечи сваливается беда за бедой: в бои  вступают  новые  и  новые
  отряды белых, деревни опустошены, посевы выбиты дождями... Голод, разруха...
  Но ничто не может поколебать их решимость отстоять волю, веками выстраданную
  "мечту городов и сел...".
Там за степью гул,
  Там за степью гром,
  Каждый в битве защищает
  Свой отцовский дом.
Сам певец-сказитель - не праздный наблюдатель этой кровавой борьбы.  Он
  в числе тех,  которые  "бьют  Деникина,  бьют  Корнилова".  Он  с  гордостью
  говорит, что "с нами храбрый Ворошилов, удалой Буденный", что "напор от  нас
  все сильней, сильней". Его печалят  неудачи  красных  солдат.  С  ликованием
  рассказывает он об их победах:
На десятый день
  Не сдержался враг...
  И пошел чесать
  По кустам в овраг.
  Наши взад им: "Крой!"
  Пушки бьют, палят...
  Ай да славный люд!
  Ай да Питер-град!
Сколько человеческого тепла в его словах,  обращенных  к  спящим  перед
  боем красноармейцам:
Спи, корявый мой!
  Спи, хороший мой!
  Пусть вас золотом
  Свет зари кропит.
С особой пристальностью певец вглядывается  в  лица  "людей  в  куртках
  кожаных". Это они, коммунисты, возглавили великий поход "нечесаной, немытой"
  Руси к счастливой жизни. Они - совесть народа, душа  революции.  Они  всегда
  там, где труднее. Первыми бросаются в бой, первыми без страха встречаются со
  смертью.
  Заключительная часть "Песни...". День решающего сражения за  Петроград.
  "Дождевой крутень", ядерный свист... Красноармейцы слушают  последнее  слово
  коммуниста:
"Братья, если здесь
  Одолеют нас,
  То октябрьский свет
  Навсегда погас".
"Братья..." Родные по борьбе, по крови. Все - одна семья. Это не "брат"
  в устах "молодого стрельца" из первого сказа: "Не кочурься, брат".
  Враги не одолели. Комиссар погиб, но бой выигран.  "Спите,  храбрые,  с
  отзвучавшим ртом!" - скорбно произносит сказитель, видевший геройскую смерть
  командира-большевика...
  Как известно, образ коммуниста - "человека в кожаной  куртке"  -  можно
  встретить во многих произведениях нашей литературы двадцатых  годов.  Есенин
  здесь не был первооткрывателем. Не преодолел он и  традиционного  схематизма
  этого образа.  Но  уже  то,  что  поэт  увидел  в  большевиках  мужественных
  руководителей  борьбы  народа  за  осуществление  его  многовековых  чаяний,
  придает "Песне..." высокое идейное звучание.
  "Стоит сравнить это произведение... с прежними кабацкими  стихами  того
  же Есенина...  чтобы  понять  тот  огромный  идеологический  сдвиг,  который
  произошел в творчестве Есенина" - это было заявлено  в  редакционной  статье
  журнала "Октябрь" вскоре после публикации "Песни...".