"Под плугом бури ревет земля..." - Глава3.
Содержание
В начале нынешнего века в Лондоне существовал "Клуб поэтов". Во главе
его стоял критик Т. Э. Хьюм. В 1908 или 1909 году он выдвинул "теорию
образа" и назвал ее словом "имажизм" (от франц. image - образ). Суть этой
теории заключалась в том, что поэт должен создавать "чистые", "изолированные
образы, в которых запечатлевались бы его субъективные мимолетные
впечатления. Практика показала несостоятельность имажизма, и группа поэтов,
его исповедовавших, распалась. (Кстати сказать, одно время к имажистам
примыкал Ричард Олдингтон, ставший впоследствии известным романистом.)
Первым русским критиком, писавшим об имажизме, была Зинаида Венгерова.
Ее статья "Английские футуристы", опубликованная в сборнике "Стрелец"
(1915), и открыла для читателей России заморскую новинку - "теорию образа".
Тремя годами позже за имажизм ухватился Вадим Шершеневич и, переиначив
его на "имажионизм", окрестил этим словом новое, якобы уже заявившее о себе
литературное течение, "врага" футуризма. Вскоре на литературных подмостках
Москвы появляется "передовая линия имажинистов", и среди них - Есенин.
Вместе с В. Шершеневичем, А. Мариенгофом, А. Кусиковым он подписывает
декларации, печатается в имажинистских сборниках, журнале "Гостиница для
путешествующих в прекрасном", участвует в литературных дискуссиях, выступает
с чтением стихов в кафе "Стойло Пегаса"...
О той поре мне довелось беседовать с А. Мариенгофом (в 1957 году). Он
говорил:
- Сразу после революции литгруппы возникали как грибы. Вчера не было,
сегодня - просим любить и жаловать: "ничевоки" или там "эвфуисты". Или еще
какие-нибудь "исты". И у каждой такой группы - своя декларация или манифест.
Друг друга старались перекричать... Чего только не декларировали! Вот и мы
тоже...
- А ваши-то имажинистские декларации вы что же, сообща писали?
- Шершеневич их составлял, а уже потом мы их читали, обсуждали...
Речь зашла о первой декларации имажинистов, опубликованной в 1919 году.
- Есенин хотя и подписал наш "манифест", - рассказывал Мариенгоф, - но
суть поэтического образа и его роль в стихотворении понимал по-своему, не
как мы, Шершеневич и я. Помнится, об этом Шершеневич писал в книжке "2X2=5".
Мы говорили: образ - самоцель, стихотворение - толпа образов. "Работа"
образа в стихотворении - механическая... Есенин же танцевал от другой печки.
Он толковал о содержательности, выразительности образа, об органической
"работе" его в стихах. Расхождения, конечно, существенные, но мы как-то не
очень в это вникали... "...Молодость, буйная молодость..."
Молодость, конечно, молодостью... Возможно, она и вела компанию поэтов
к стене Страстного монастыря, на которой появлялись озорные строки...
Возможно, от юного задора шли и шумные выступления в "Стойле Пегаса"...
Но только ли молодостью можно объяснить появление таких, например,
заявлений: "Искусство не может развиваться в рамках государства", "Да
здравствует отделение государства от искусства..." (Шершеневич), "Любовь -
это тоже искусство. От нее так же смердит мертвечиной..." (Мариенгоф).
Когда я заговорил об этом, мне показалось, что особой охоты углубляться
в "имажинистику" у моего собеседника нет, и мы перешли на другие темы.
Почти год спустя А. Мариенгоф прислал мне открытку. Он сообщал
некоторые детали своей встречи с Есениным после возвращения поэта из-за
границы. Тогда Мариенгоф впервые услышал "Черного человека". Есенин, писал
он в открытке, "разумеется, не пришел в восторг от моих слов: "Поэма
декадентская"..." и т. д.
Прочитав открытку, я пожалел, что во время нашей встречи не показал
бывшему имажинисту одну выписку. Это - цитата из сборника
литературно-критических очерков Федора Иванова "Красный Парнас", изданного в
1922 году в Берлине. Она гласит: "Имажинизм - яркий цветок умирающего
декаданса, поэзия разрушения и неверия, его языком заговорила культура,
дошедшая до предела, до самоуничтожения".
Вот тут декаданс на месте, "умирающий декаданс", к чему Есенин по
существу не имел никакого отношения.
Прав был Юрий Тынянов, отметив "самое неубедительное родство" у Есенина
с имажинистами, которые "не были ни новы, ни самостоятельны, да и
существовали ли - неизвестно".
Весьма характерна одна есенинская надпись на книге, относящаяся ко
времени его работы над "Пугачевым": "Не было бы Есенина, не было бы и
имажинизма. Гонители хотят съесть имажинизм, но разве можно вобрать меня в
рот?"
Действительно, если бы не Есенин, о группе имажинистов вряд ли бы
сейчас и вспоминали.
И, оставляя в стороне имажинизм Шершеневича и Мариенгофа, этот
неоригинальный "цветок умирающего декаданса", вероятно, следует говорить об
имажинизме Есенина. Ведь именно на эту мысль наводит только что приведенная
надпись на книге, как, впрочем, и известное высказывание поэта в связи со
"Словом о полку Игореве": "Какая образность! Вот откуда, может быть, начало
моего имажинизма!"
"М_о_е_г_о имажинизма!"...